|
|
Орлов Анатолий Петрович
| |
| otkrey | Дата: Воскресенье, 22.04.2012, 07:38 | Сообщение # 1 |
|
!!!!!!!
Группа: Администраторы
Сообщений: 447
Статус: Оффлайн
| Орлов Анатолий Петрович
 Уважаемые земляки, вышел на ваш сайт и решил поделиться с вами некоторыми моими зарисовками. Мы с женой в 1953-м закончили школу №6 в Сысерти. До сих пор поддерживаем связь с друзьями юности. Выйдя на пенсию, занялись литературным творчеством. Валентина Степановна выпустила две очень трогательные книги, я - 7 книг о своих товарищах ветеранах международной авиации. Мне пришлось побывать более чем в 100 странах. Сейчас живем в Москве.
Экземпляры наших книг есть в СРБ у Пыжьяновой Т.Т. Клуб "открытие" выпустил несколько литературных альманахов с нашими рассказами. Газета "Маяк" в 2011 г. напечатала в нескольких номерах нашу повесть "А потом была война". Некоторые рассказы можно встретить на сайте «Ураловед».
Мои корни происходят из Щелкуна из семьи Палкиных. Дед Василий Иванович Палкин в 1914 служил вместе с Маршалом Малиновским Р.Я. во Франции в Русском экспедиционном корпусе пулеметчиком. Участвовал в подпольной работе вместе с большевиками в Сысертском районе. Был знаком с Я.М. Свердловым. В мирное время был членом Сысертского райкома ВКП(б). Возглавлял местные предприятия в Сысерти.
Началась война, его сын Палкин Петр Васильевич (в конце 30-х был директором неполной средней в Сысерти) после окончания военных курсов одним из первых вступил в бой с фашистами. Прошел всю войну, но 24 апреля 1945 года, будучи командиром танкового полка, погиб под городм Надьканижь в Венгрии. Это известие о гибели любимого сына Василий Иванович получил 8-го мая 1945 года в Берлина, командуя ротой. В 62-м он по приглашению Венгерского правительства посетил памятник своему сыну, что стоял на городской площади перед ратушей.
В Сысертском краеведческом музее раньше хранились их некоторые военные вещи (гимнастерка, полевые сумки, ордена).
Второй мой дядя, уроженец Щелкуна гвардии лейтенант командир разведвзвода Вольхин Павел Егорович (Георгиевич) погиб в 42-м в Воронежской области. Ему установлен памятник. Моя дочь нашла место его гибели. Вот что пишет один из патриотов: «Здравствуйте, Анатолий!
Вам повезло, что всё так удачно сложилось: место захоронения известно-Богучар, Воронежской области. Из документов видно, что прах Вольхина Павла Егоровича был перенесён из с. Старотолучеево (по карте видно, что это село недалеко от Богучар). Памятник прилично содержится.
Всего доброго!»
|
| |
|
|
| otkrey | Дата: Воскресенье, 22.04.2012, 07:43 | Сообщение # 2 |
|
!!!!!!!
Группа: Администраторы
Сообщений: 447
Статус: Оффлайн
| История семьи Палкиных
Начало судьбы
Вечером над большим уральским селом Щелкун завис веселый звонкий перестук молотков об наковаленки - отбивали косы-литовки. Крестьяне готовились к первому выезду на сенокос.
В некоторых оградах было тихо. Значит, мужиков тех семей повыбила «ерманская», а затем и гражданская войны. Молодая поросль светлыми головенками еще только доставала до ручки косовища литовки. Бабы-горемыки из таких семей присоединялись к соседям.
Накануне дед Матвей, кряжистый еще старик с окладистой бородой, с сыном Иваном верхом на лошадях объездили все заветные поляны своих покосов. Трава поднялась добрая! Они-то лес знали: зимой рубили бревна, заготавливали дрова, жгли уголь в куренях для сысертских заводов, гоняли зверя с берданкой; летом – «пытали» тайком от властей свой фарт в поисках веселых да баских «камушек», а то и золотишка в песках чистых речушек-говорушек. Даже хватало иногда немного жертвовать на нужды Святого Храма в Сысерти.
Постепенно к голосистому металлическому перестуку присоединился занудливый комариный писк. Теплый вечерний туман – к хорошей погоде – начал приглушать все звуки. Иногда пытались помычать коровы, но женские голоса успокаивали их, словно извиняясь за запоздалую дойку. В селе пахло парным молоком. Кое-где озорные дворовые «жучки» и «тузики» лениво, нехотя вступали в перебранку, но тут же умолкали.
Иван Матвеевич Палкин давал последние указания. Сам дед Матвей тихо ковырялся с лошадиной сбруей в амбаре, не мешая сыну Ивану. Иногда старик надрывно кашлял. Этот раздирающий грудь кашель появился давно, еще в Усолье Камском, после того, как кнутом отхлестал до беспамятства зарвавшегося приказчика. Тогда сам Турчанинов в гневе приказал нещадно бить батогами – палками непокорного объездчика Матвея. Перестарались слуги, отбили все легкие у молодого парня. Пришлось тому пристать к ватаге атамана Ермака, где его и прозвали Палкиным. В Ус
олье после гибели Ермака Тимофеевича Матвей не стал возвращаться, и обосновался в укромном в то время Щелкуне.
У Палкиных накануне собралось большинство членов большой семьи. Приехавший на несколько дней из Сысерти Василий Иванович помочь с сенокосом отцу, сейчас смазывал свежим дегтем ступицы колес, проверял упряжь. Их зять Егор Федорович укладывал литовки, топоры, ведра. Дочь Антонина Ивановна таскала из амбаров и чуланов старые тулупы, домотканые половики – постелить в шалашах. Старшая Екатерина Ивановна с племянницей Пелагеей вытаскивали из печи горячие калачи и завертывали их в чистые тряпицы. Муж Екатерины Николай менял старые зубья у
грабель. Анастасия Ивановна ушла в огород, где запасалась свежим лучком, огурцами для покоса. Ее Федор Федорович, стекольщик, проверял все окна в большом пятистенном доме Палкиных.
Собралась почти вся семья. Семья большая, дружная. Что-то задержало с приездом Татьяну и Александра Ивановича.
Сенокос, особенно его начало – это праздник души для молодых и старых. Это сытые коровы зимой. Это Масленица с жирными блинами. Это постоянная помощь маслом, сметаной, творогом от своих коровушек детям и родственникам в Сысерти и Свердловске. Гражданская война закончилась. Полегче стало. Объявили какой-то НЭП. В деревне у работящих мужиков стали появляться обновки для детей.
Утром, вроде, как и не спали, все на ногах. Тринадцатилетняя Нина тоже нашла себе дело – набивает лукошко поспевшими уже зеленым горохом, черными бобами. Как же – уже большая: за отличное окончание 3-х классов учителка наградила ее грамотой и 2-мя томами «Капитала» Карла Маркса.
Я в 40-е годы видел эти книги. Толстые, тяжелые, в темно-синем переплете с бородатым мужиком на обложке вызывали уважение своим только видом. Пытался сам читать этот программный труд, но он быстро наскучил своей мудреностью для меня фраз.
Ее тятя, Егор, помусолил страницы заскорузлыми пальцами – на самокрутки не годятся, погладил дочку по головке: «Молодец, Ниньша!». Подошедшему Василию Ивановичу хитро шепнул:
- Вот ты, Василий, партейный, скажи, какой капитал нажить учит меня этот Карла? А бумагу не жалеете – даже «козью» ножку не свернуть, толста больно. Не экономите.
- Это поощрение за труд и учебу, Егорша. Гордись своей дочерью. Учить ее дальше надо. Светлая голова у твоей Нины. Ты, Егор, - варнак, но поверь, мы построим коммунизм, - Василий шутливо шлепнул Егора по спине.
- Ну-ну, поживем – увидим. А, ну ее к лешему, эту комунизьму. Мне бы, лошади сыты, хлеб в амбаре, дом теплый, дети здоровы и одеты. Вот это – комунизьма! Ты вот от охранников да жандармов прятал своего Якова Свердлова, в Германску воевал с немцами в какой-то Франции, да и в наших лесах успел постреляться с колчаковцами. А толку-то? Ходишь по Сысерти с красными флагами, артели создаешь. Где же твой комунизьмь? Обходит он стороной твой дом. А райком ваш прихватил архимадридский кирпичный дом. Шура-то твоя все ждет тебя с митингов – чахнуть стала. П
ивез бы ее к нам в деревню на поправку. Только Петруху не заманивай в свою религию. Серьезный парень он у тебя. Учителем уже робит.
- Петр просится отпустить учиться на командира.
- Вот это – дело! Мужик должен уметь воевать! Ты навоевался, я на японской–то вволю накричался «Ура!», Егория на грудь получил. Япошка, правда, мне руки-ноги прострелил, но я об него штык тоже поточил. Ничего – оклемался. Теперь работаю, как «бурко». Людям в глаза глядеть не стыдно.
- Ты вот скажи, партейный, что за людишки у нас в селе появились? Не пашут, не сеют, не жнут, не молотят. Семей не имеют. Ходят в кожанках и фуражках, сапогах офицерских. Ох, и баская на них одежа! Некоторых ты знаешь. Помнишь, Тимка Беспалых как с отцом и братьями хлестали бражишшу, не просыхая? Собака и та сбежала со двора от позора. А Венька Петухов? Стивка Пастух? Последние лентяи. А ныне? Хуты-буты, ноги гнуты! Ривольверы на пузы повесили. Когда мы с тобой от Колчака отбивались, где они были? На меже в конопле прятались! А теперя – за советскую в
ласть первые. Ходят, вынюхивают, к крепким избам присматриваются. Наша церква что-то их интересует. Зачем им церква-то? Ночью соберутся в комбеде – надоели уже Тимофею Зыкину, но не пикни, вмиг в Чека сообщат. Самосад чужой смолят, брагу ведрами дуют до «рачьего» положения. В полдень опять сонными мухами по селу ползают. Тьфу! Стыдоба! Эти тоже за светлое будущее?
- Егорша, не ворчи! Мы с ними разберемся. Приеду в Сысерть, скажу нашему секретарю Николаю Фомичу. Он – мужик правильный. И строгий. Да ты помнишь его, Егор, когда уводил от екатеринбургских казаков за Храповской кордон?
- Как не помнить Фомича. Мужик правильный, башковитый. Поклон передавай от меня.
На крыльцо вышли дед Матвей, держащийся за спину и часто кашляющий, и Иван Матвеевич. Дед довольно посмотрел на небо:
- Хватит копаться, скоро солнце выкатится! Иван, ты езжай, а я с Пелагеей дома останусь.
Все сноровисто без заминок стали усаживаться по телегам. Лошади заканчивали хрустеть овсом. Маленький Павлик с прыгающим вокруг него черным волкодавом со странной кличкой Кукла с натугой открывал скрипучие ворота.
- Егорша, помоги сыну!
- Сам справится. Не маленький! Верно, сынок?
Мать Антонина Ивановна кинулась на помощь.
- Мам, я – сам, – сердито прошептал Павлик. – Не помогай!
- Во-о, характер! Весь в деда! – забасил довольный дед Матвей.
Пелагея, ее оставляли дома присматривать за хозяйством вместе с дедом Матвеем, торопливо совала отъезжающим корзины с горячими налевошными и творожными шаньгами, пирожки с луком и яйцами, берестяные туеса с хлебным, свекольным, малиновым квасами.
Мужики разобрали вожжи:
- С Богом! – все перекрестились.
Через полтора часа на большой поляне распрягли и, стреножив, лошадей отпустили пастись. Мужики завжикали оселками по лезвиям литовок. Женщины занялись обустройством временного привала. Павлик с Ниной таскали свежесрубленные большие ветви берез и сосны для шалашей. Роса еще тяжелыми алмазами пригибала траву и сверкала в лучах поднимающегося светила.
- Коси, коса, пока роса! – дед Иван в белой нательной рубахе пошел в первый прокос.
Косьба по утренней росе – это очищение от забот, от дум непрошеных, от бытовых неурядиц. Это чистый лесной пряный воздух, успокаивающий размеренный звук срезаемой травы. «Вжик-вжик!». Это легкость освобождающегося от повседневности тела. От умывания в течение недели утренней росой рябые не смогут налюбоваться чистотой лица. Лишаи и конопатины пропадают без следа. Женщины в робком зеркале чистого родничка вдруг находят себя помолодевшими. Ну, а мужики? Ох, уж эти мужики! Готовы до утра со своими бабоньками считать звезды в небе и весь де
ь вкалывать без отдыха на покосе. Даже женатые вдруг вспоминают свою молодость.
Вот так и в любой другой работе поддерживался дедом Иваном порядок в семье Палкиных. Все при деле. Каждый искал себе работу по душе и необходимости. Каждый ощущал себя необходимым членом большой семьи, и дорожил этим.
Нина с отличными успехами окончила 4-е класса щелкунской школы, получив в награду еще два тома «Капитала»
Старшая Пелагея училась кройке и шитью с помощью местной, Нининой, учительницы.
У Егора Федоровича и Антонины Ивановны работы невпроворот каждый день. От короткого ночного отдыха подушка не успевала продавиться.
Подрастающий Павел постоянно клянчил у Нины бумагу и карандаш. Учился писать буквы и рисовать.
Егор зимой стал брать с собой на работу любимую дочку Нину:
- Не обижайся, Ниньша, время ноне подозрительное: какие-то указы, решения. И все против тех, кто работает, кто лень считает за позор. Я знаю, ты – умница. И труд для тебя не зазорен! Но хочу я тебя приучить к непосильному труду. У тебя со временем будет семья. Ты детей своих тоже приучи к труду. Тогда они будут настоящими людьми. И никогда не вздумай бить. Не будешь – они станут гордыми людьми! Нина, ты уже большая. Надо тебе и туфельки, и отрез на платьице. Пелагея красиво шьет, своя портниха. Да и пальтишечко тебе необходимо. Чем ты хуже секретар
кой дочки? Прости меня, Нина, что рано детство твое обрываю, - отец Егор вытер глаза, и закурил крепкий самосад, выбивающий слезу даже у медведя-шатуна.
- Тятя, тятенька, ну, что ты. Я не обижаюсь. Я верю тебе!
Василий Иванович Палкин стал часто приезжать в Щелкун хмурым и молчаливым. Долго они о чем-то разговаривали с отцом Иваном Матвеевичем и Егором. Уезжал в Сысерть неспокойным.
После стольких войн наладилась, было, жизнь. Продразверстку заменили продналогом. Крестьянин мог рассчитывать на излишки своего урожая. Все заняты делом. Работали от темна до темна. Зимой друг к другу в гости ездили. Двор подметен, скот нагулен, амбары полны, сеновалы забиты сеном туго.
Только беда случилась. На Крещенье вышел дед Матвей за мясом в амбар. В погребе на льду поскользнулся, упал и пролежал больше часа, пока его дома хватились. Недолго проболел. Через неделю в самые лютые морозы его схоронили. Долго родственники горевали и вспоминали добром основателя рода Палкиных деда Матвея.
Можно жить. Только «этим в кожанках» справный двор, достойный хозяин – кость в горле. И Василий привез весть, что Сталин велел проводить коллективизацию. Всех в колхозы! «Комиссары» в кожаном совсем обнаглели!
Первое – разрушили церковь. Колокол каслинского литья на метр в землю вошел при падении с колокольни. Тащили тройкой лошадей – куда там! Не раскололся даже. Достойные мастера с молитвой его отливали! Стон и рев народа страшен был в предгорьях Березового увала. Даже зверь и дичь пропали до самой весны.
Второе – всех и вся в кучу! В общую. Комиссарам брать по потребности – закон социализьма, но по строгой норме. Функционеру районному и выше – сколько баба его проглотит. Работяге или крестьянину – чтоб с голоду не подохнуть. Сдохнет, кто же тогда пахать-сеять будет? Вот это – философия с диалектикой. Работать? Работа дураков любит. А «умные» уже в костюмах, только верный путь указывать могут, не умея ни печь растопить, ни лошадь запрягать, ни дом новый срубить.
Знакомая философия стала проявляться у нас после «перестройки» и «ускорения». А что ускорять-то надо было? А что перестраивать? До сих пор нет ответа. А сейчас вот – модернизировать! А что? Надо восстановить разрушенное демократами и отремонтировать построенное советской властью? Эх, эти бездумные и пустые новации! При приватизации сумевшие отхватить от народного пирога своими акульими пастями большие куски в открытую говорят, что народ пошумит-пошумит, да и подохнет. Больше подохнет, меньше пенсионеров содержать. «Вот живучий народ:
и не платили ему даже мизерную зарплату месяцами, и пенсию сунули меньше минимума, и травим его экологией, и убиваем своей милицией, а он все еще живет. Только наш пенсионный фонд зазря переводим». Такие мыслишки могут высказать открыто не только партийные функционеры, но и чиновники, близкие по рангу к министру. Это в конце ХХ-го века и начале ХХ1-го.
Началась сталинская коллективизация. Стали по спискам разорять справные избы, называя работящих хозяев кровососами и кулаками. Насильно отправляли в такую даль, что Макару с телятами и не добраться. Вот бы депутатам сегодняшним такой закон провести в Думе, чтобы тех из простого народа, кто хочет еще жить и дышать, ссылать их во льды Ледовитого океана. Только так можно съэкономить Пенсионный фонд.
В конце 20-х и начале 30-х прошлого века в моду в селах вошел бездельник, типа Яшки-дурачка. Убогих на Руси народ не обижал. Но никогда не думал, что они, напялив кожанки, будут учить народ хозяйствованию.
Так вот, согнали всю живность на общий двор. Закрыли крепко, чтобы никто не смог покормить свою коровушку. Мужиков и баб с ребятишками записали в колхоз. Половину скота быстренько уморили. Но доложили наверх: «Коллективизация проведена на 90%. Народ воодушевлен заботой дорогого товарища Сталина! Да здравствует Ленин, Сталин, Карл Маркс! и этот, как его – Федор Энгель.
Василий Иванович почернел, спал с лица. Сам не мог понять, что творится. Партийная дисциплина сильнее родственных связей. Застрелиться? Сын Петр растет! Застрелиться? – ни Бог, ни люди не простят такой слабости. Значит, остается одно – жить! Жить, стиснув зубы.
Почистили дом Палкиных основательно, даже домотканые половики сперли в новую контору. Швейную машину «Зингер» покрутили, пока одному экспроприатору не прошило палец иглой – не суй, куда не надо! Машинку разбили и выкинули за ограду.
Егор Федорович угнал лошадей и коров тайными тропами на дальний лесной кордон. Из Сысерти приехали чекисты и его заодно с другими мужиками посадили в амбар. Пытали долго, куда подевал скот? Били смертным боем – не дознались! Крепок духом и телом был щелкунский мужик с солдатским Георгием на груди за воинскую доблесть. Кликнул Нину:
- Дочка, ухожу я. Прости меня, не выучил тебя. Держитесь вместе всегда! Только вместе и выжить сможете. Ты помладше Пали, но самостоятельная уже. 16 годков стукнуло. Маму Антонину Ивановну не оставляй. Павлику помоги, он скоро сам мужиком станет. Лесной курень не для тебя. Ты – умница моя. Василий поможет в Сысерти устроиться на завод. Уезжайте из Щелкуна. Вам не дадут здесь жить комиссары… Поцелуй меня, дочка.
Крупные капли слез дорогой Нины навеки закрыли глаза любимого отца Егора Федоровича Вольхина… Тяти.
Иван Матвеевич посмурнел, внезапно сгорбился. Молчал все время. Вскоре положили его на щелкунском погосте рядом со своей, давно умершей, женой, отцом Матвеем, с зятем Егоршей.
Василий Иванович с сестрой Екатериной и ее мужем Николаем Колясниковым заколотили дом. Перевезли всех в Сысерть. Из Свердловска приехал на похороны отца Александр Иванович. Дядя Сано, как звали его близкие. Много позже, уже после войны, и я его так стал называть, когда приезжал к ним на велосипеде в гости в Свердловск, где у них был свой домик на улице Кантонской Коммуны, сразу за Дворцом пионеров. В Сысерти их встретила вторая тетя Нины и Пелагеи Анастасия Васильева. Родственники помогли купить по сходной цене дом по улице Кабацкой, ныне
– улица Свободы.
Антонина Ивановна с помощью братьев и сестер сумела продать дом в Щелкуне и скот на дальнем кордоне. Хватило расплатиться за новый дом. Она без работы сидеть не могла. По рекомендации Василия Ивановича помогала по хозяйству женам райкомовских начальников. Надо было учить Павла. Пусть, хоть, один из семьи выучится.
Пелагее было уже поздно учиться в школе. Она стала шить «на люди».
Нина устроилась шишкаркой на вагранку, готовить формы из шлака для отливки деталей. Вагранка – это небольшая печь для литья чугуна, которую открыли недавно на механическом заводе.
Вот такое было десятилетие начала ХХ века для одной сысертской семьи, судьба которой была характерной для многих и многих земляков.
Анатолий Орлов
|
| |
|
|
| Зарина | Дата: Воскресенье, 22.04.2012, 22:20 | Сообщение # 3 |
 !!!!!!!
Группа: Проверенные
Сообщений: 322
Статус: Оффлайн
| Да уж... живая история....
|
| |
|
|
| otkrey | Дата: Понедельник, 23.04.2012, 13:06 | Сообщение # 4 |
|
!!!!!!!
Группа: Администраторы
Сообщений: 447
Статус: Оффлайн
| Первая любовь.
И начался новый период в жизни Нины. Нины Егоровны.
Горе от потери близких постепенно забывалось, исчезала острота безысходности. Молодость брала свое. С первых получек на заводе Нина справила себе туфельки, первые в жизни, отрез на платьице с веселенькой расцветкой. Заводские подружки стали приглашать Нину зимой – на посиделки, летом – на молодежные завалинки с гармошкой да балалайкой.
Году этак в 1934 пригласили Василия Ивановича с Ниной на какой-то праздник к Петру Степановичу Широкову. Он в свое время возглавлял отряд, воевавший с колчаковцами, а дядя Вася был связным от подпольщиков. Молодой девушке семья Широковых понравилась. И приветливым новым знакомым Нина приглянулась. Девушка не раз замечала внимательный, как бы ненароком брошенный, взгляд бездонно-голубых глаз русоволосого парня. Командирская гимнастерка ладно сидела на крутых плечах, в талии туго стянутая широким ремнем. Встретив ее взгляд, парень смущенно краснел. Присутствующие тоже отметили тайную игру двух молодых сердец.
- Молодежь, шли бы погулять. А мы тут с Петром Степановичем покалякаем о своих делах, - предложил Василий Иванович.
Девушку и юношу, словно ожидавших этих слов, не видимым ветром моментально вынесло за ворота. Гуляли по Пеньковке, Ольховке, Сосновке, - названия улиц какие красивые! Гуляли долго. Не могли наговориться.
А потом стали встречаться не на посиделках в компаниях, а старались уединиться. Петр служил командиром отделения ручных пулеметчиков. А сейчас, после окончания курсов красных командиров, ждал направления на должность комвзвода куда-то на Волгу.
Вскоре сыграли свадьбу в один из краткосрочных отпусков красного командира. Через год родился пацан, которого назвали Анатолием. Это был я. Счастью не было б предела, да несчастье помогло.
Петра в начале 1936-го перевели в Ульяновск. Он обещал, что скоро заберет их к себе. Начались долгие ожидания редких писем. Тон их почему-то становился все тревожнее и тревожнее. Нина очень переживала. Ждала с нетерпением вызова, но продолжала снова работать на заводе. Вскоре ее оформили мастером формовочного цеха.
За мной ухаживала бабушка Антонина. Тетя Паля стала моей крестной. Дядя Павлик – строгим руководителем моего воспитания.
Петру Петровичу Широкову не давали разрешения на переезд семьи. Это можно было перетерпеть, только тоска и возникшее чувство опасности царапали по ночам острыми когтями по сердцу.
В хлебных очередях пошли разговоры про какие-то суды в Москве над врагами народа. В Сысерти тоже нашли врагов народа. Что за враги народа? Знакомые многим люди. Соседи и товарищи по работе уважали их. И вдруг – враги народа! А люди – хорошие.
Василий Иванович стал редко выходить из своего кабинета на маленькой мебельной фабричонке – только на частые заседания райкома ВКП(б). Видно было, что неясная обстановка не давала покоя и ему.
Вдруг пришла официальная бумага из Ульяновска: «Уважаемая Нина Егоровна, НКВД города Ульяновск просит Вас прибыть для последнего прощания с командиром РККА Широковым П.П., нашим боевым товарищем и вашим мужем»
Со слезами собрали ее родственники в дорогу. Василий Иванович Палкин и Петр Степанович Широков молча посидели рядом.
- Дядя Вася, папа, что же случилось? Он же здоровым был? – вскинулась Нина.
- Езжай, - родственники хмуро обняли ее.
Нина уехала.
Долог в 1937 году был путь в город на Волге. Паровоз, нещадно дымя черной трубой, медленно тащил состав из пассажирских вагонов и грузовых платформ. Доехала с двумя пересадками. В воинской части приняли хорошо. Только высокий командир с двумя ромбами в петлицах отвел ее в сторону:
- Нина Егоровна, вас приглашают в НКВД.
Отвезли на своей машине. Открыли дверь в кабинет старшего следователя:
- Расскажите об отце вашего мужа и вашем дяде Палкине Василии!
Она подняла глаза и не верит им – на следователе шевиотовый костюм ее Петра. Вон даже дырочки заметны от знака «Ворошиловский стрелок» и «Х лет РККА». «И пуговицы я сама перешивала…» - подумалось. Следователь глаз не опустил, заерзал чуток:
- Нина Егоровна, мужайтесь! Мне нельзя говорить, но ваш муж умер после тяжелой болезни. Распишитесь вот тут.
- А где могила?
- Нет могилы! – сам морду отвернул в сторону и закурил.
Нет могилы! Некуда брякнуться без сил, негде прижаться телом к земле, чтобы ее пульс, стук ее сердца услышал Петенька. Нет могилы! Нет человека, нет и проблемы.
- А зачем вызывали? – со стоном произнесла Нина.
- Сообщить обязаны, Кое-какие вопросы задать. Таков революционный порядок!
- Да пропади пропадом ваш порядок! – в отчаянии закричала Нина.
- Но-но, что позволяешь? Захотелось за мужем следом?
- Чей костюм надел? Покойного ограбил? Сволочь! – и ушла. Странно, но ее отпустили без революционных последствий. Повезло!
Ушла в себя. Помертвело ее сердце. Закаменело.
Вернулась в Сысерть. Снова вся семья в горе. Снова сердце замерзло в «чугунных тисках». Только Толик своим ором иногда размягчал глаза, растоплял в них лед.
Работа – дом. Дом – завод. На заводе стахановкой сделали. По такому случаю грамотой и книгой В.И.Ленина в красном переплете наградили:
- Повышай, стахановка, свой политический уровень. За усердие в работе мы тебя почетной грамотой награждаем, а за качество и твой брак в работе будем рублем спрашивать.
Бабушка и тетя Паля посмотрели на награды, в руки не взяли:
- Убери с глаз долой. Эти книги нашей семье только одни беды приносят.
Пошло-потянулось времечко горькое. Для всех жителей и соседей. По ночам стали людей забирать. Да не простых. С завода – мастера или инженера уважаемых. Из конторы «Уралзолото» - геолога или маркшейдера. Из райкома и поссовета тоже не забывали кого-нибудь прихватить. Тут уж все недоумевали: партийных-то за что? Вот и Петра Степановича Широкова «замели», не дав никаких объяснений семье. Нехорошие слухи поползли по Сысерти. И все, почему-то, с опаской поглядывали на братьев Муториных. Ладные собой, крепкие, мордастые. Вроде люди, как люди, а вот соседи от них в испуге шарахались. Переходили на другую сторону улицы, завидев братьев издали.
Неспокойно было в Сысерти.
|
| |
|
|
| otkrey | Дата: Понедельник, 23.04.2012, 13:08 | Сообщение # 5 |
|
!!!!!!!
Группа: Администраторы
Сообщений: 447
Статус: Оффлайн
| Новый день. Свадьба.
Работа на вагранке трудная. Литейщики – люди строгие, но справедливые. Имена мастеров в Сысерти всегда на слуху. Даже их босоногие пацаны в играх в «бабки», «чижика» или «муху» всегда держали «фасон», берегли свою фамилию.
Приняли мастеровые работящую девушку в свой круг. Главное, жены мастеров признали ее своей и стали величать Егоровной. А Егоровне-то всего 24! двадцать четыре годочка – подумать только! А сколько уже пережито.
В цехе Егоровне незаметно помогали то советом, то хорошую формовочную массу подвезут, а то и уголька березового заправят в ненасытную пасть вагранки. Вроде, оттаяла на людях. Полегчало. Отпустили сердце крепкие обручи тоски.
Году этак в 38-м стал поджидать возле проходной веселый парень из механического цеха. То золотой коронкой блеснет весело, зимой, вроде бы нечаянно, набросит на плечи шкуру рыжей лисы-огневки. И все с шуткой, прибауткой, - отказаться или рассердиться за такой подарок, неловко получится. А сам форсит в безрукавке, отороченной рысьим мехом. Потеплело на сердце. Почувствовала, что счастье опять где-то рядом. И вот вышло, как в песне той:
Вот за Сеньку-то, за кирпичики
Полюбила я этот завод…
Парня того Семеном звали. Семен Васильичем. Свой, заводской. Мастер классный. Железо легко подчинялось его крепким рукам, как стряпухе тесто.
Охотой увлекался. Хлебом не корми, дай по лесу побродить.
Однажды Семен и Нина вошли в дом какие-то смущенные, оробевшие. Вся семья была в сборе. Дядя Вася тоже сидел на скамейке возле печки. Он часто бывал у своей сестры Антонины: то советом мужским поможет, в доме и в ограде постучит молотком или топором.
- Мама, примите меня в свою семью. Буду вам сыном, Нине - верным мужем, Пелагее и Павлу – братом, а Толику – отцом. – Обратился Семен с поклоном к Антонине Ивановне. Она после неспешных разговоров благословила молодых на любовь и жизнь святой иконой. Эта икона до сих пор цела. Нам ее сестра Людмила передала на хранение.
Потом Семен привел Нину в свой дом в Рыму:
- Мама, прими Нину в дочери, а вы, Николай. Зоя и Елена, считайте ее сестрой. Благословите нас, - оба низко поклонились.
Но, что дальше делать? Предложение Семена и согласие Нины отметить надо, посоветоваться с людьми. Остро встал вопрос о венчании. Партийцы запретили этот обряд. Сидели-рядили соседи, родственники. Василий Иванович поначалу был категорически против венчания:
- Меня же из партии выгонят, если увидят в церкви!
Но на него дружно насели:
- Твой Ленин в нарушение православных обычаев не по-христиански похоронен. Вы, коммунисты, молчите. Не пойдем против православия!
Решили, что Василий Иванович в церковь не пойдет, а в ЗАГСе на регистрации будет присутствовать.
- Венчать надо! За чистоту чувств, за воз горя, что Нина вынесла на своих плечах, только Он, Всевышний, может благословить этот брак.
- Быть свадьбе венчанию! – Наконец, коммунист дядя Вася решил, как топором рубанул.
Нашли в Щелкуне одного из оставшихся в живых после безжалостной антирелигиозной компании отца Георгия, бывшего священника Симеоно-Аннинского храма. Тайно, в большом коробе на дровнях привезли его в Сысерть. Отец Георгий именем Господа нашего благословил и скрепил брачный союз.
Так и вошел в семьи Палкиных и Вольхиных Семен сыном, мужем, братом и отцом, а Нина в семью Орловых – дочерью и сестрой. Создалась новая семья – Орловых.
Вот такие испокон веков были правильные, уважительные законы: крепость и святость семьи, забота о младших, чуткие отношения со старшими, забота об отце и матери. Потому и связи между родственниками были и остаются радушными, теплыми, чистыми, верными до последнего вздоха. А нынче? Не женятся, а сходятся. Не свадьба веселая, а очередная тусовка. Тьфу! Заурядный блуд называют гражданским браком. Не родительские и сыновне-дочерние привязанность и ответственность, а какие-то полуофициальные по имени-отчеству отношения чуть-чуть знакомых людей. Истоки виртуальных нынешних родственных отношений надо искать в недостатке родительских навыков воспитания моих ровесников. И в неправильно понимаемой нашими детьми и внуками понятия «самостоятельности». Во всех православных первоисточниках сказано, что мать и отец – это святое и самое дорогое в принципах взаимоотношений. Ребенок, дитя – плод любви дорогих людей.
Ох! лиха уральская свадьба! До чего же весела и потешна! Гостей было много: заводские, многочисленные родственники, соседи. Из Щелкуна, Аверина и Свердловска тоже приехали. Каждый заранее что-то принес: кто петуха, говяжью ляжку или свиную голову на студень. Охотники - бок лося, косулю или зайца, пару-троечку тетеревов или рябчиков. Рыбаки – щелкунских карасей, окуней, щук. Другие – ягоды замороженные или сушеные, варенье разное. Свадьба – она для всех праздник! А хмельное? Королева – брага! Она всегда в почете – шипуча, игруча, хмельна, сладка. Веселит голову, лицо светит, язык острит, только ноги грузит! Зато топ от мужских сапог избу потрясает. А бабий цокот-перепляс под задорные и забористые частушки на том конце Сысерти слышен.
Стол? Сказка! Позабылось нынче народное искусство стряпать. Манники, рыбники, торты слоеные маковые с медом. Вон стоит «пень» с воткнутым в него топориком, рядом – корзина с грибами. Кто-то любопытный оставил, засмотревшись на медведя, играющего с расщепленной лесиной. И все это из сдобного теста, все вкусное. Все выглядит, как настоящее: на пне – трещинки и годовые кольца; один грибок с червоточинкой. На шляпки некоторых грибов прилипли хвоинки, листочек. У пня прижались к бочку веточки с земляникой и костяникой. Кора на бревешке в руках медведя темно-коричневая, шершавая. Сам Мишка – старый, уже неразумный. Другого медведя, лакомившегося сотами из улья, даже жалко стало. Пчелы, как настоящие, вцепились ему в морду, вызывая сочувствие гостей. Кто стряпал? Бабушка Антонина, тетя Паля, и соседки помогали. Каждая сысертская стряпуха на выдумки хитра.
Весело с песнями и частушками пол заливистые гармошки и озорные балалайки по всем улицам Сысерти прокатилась свадьба. Смотрите, люди! Порадуйтесь за нас! Пожелайте счастья молодым! Три разномастные тройки-звери разбрасывали снег в яростном беге на всю ширину улицы. В Рыму перед домом Семен подхватил из кошевы свою Нину и понес в дом, На крыльце уже встречали: Мать, сестры Таисия, Елена, Зоя и брат Николай с многочисленными родственниками.
- Заходи в дом, Нина, хозяйкой. Будешь для меня дочерью, - и мать Семена осыпала головы молодых полными горстями зерен пшеницы.
Хорошо, весело гуляли. Даже обязательные драки молодых мужиков были бескровные. Хотя, и зима, но двери не закрывались. Жарко от счастья, от общего праздника, от улыбок добрых людей, от хлебосольства гостеприимных хозяев!
В то время были еще хлебные карточки (их отменят временно перед войной), но русский народ никогда не ждал от своих правителей-царей заботы и благополучия: ни от венценосных Романовых, ни от «секретарей-верных ленинцев», ни от тронутых молью членов Политбюро. Не ждал и от любителя крепких напитков с камарильей «-вичей», «-зовских». Не ждет ничего путного и от нынешнего правителя. Но верит. Это особенность русского народа продолжать верить, даже если его явно и многократно обманывают. Народ сам о себе заботился, и всегда кормил своих прожорливых и бестолковых министров, разного пошиба демократов и особенно наглых депутатов. Народ надеялся только на себя. Всегда был готов к частым «черным» дням, дефолтам, бесполезным реформам.
Тут надо сказать, что нельзя народ отождествлять с какой-нибудь женой-секретаршей-министершей, надоевшей своими отвисающими складками «закромов Родины» на подбородке многим хирургам-пластикам. У них даже моль обожралась ценными мехами, только ползает, едва дыша. Не причисляйте к народу какого-нибудь «творца»-певца с голубоватым отливом. Или безголосую певичку, рекламирующую свою «творческую» индивидуальность на презервативах. Ну, никак нельзя считать народом малограмотных врачей-рвачей, или ментов, установивших в стране вооруженный беспредел, безнаказанно убивающих после пыток и офицера-кэгэбэшника, и заслуженного генерала, и иных порядочных людей. Эти категории не народ, а пена, короста на теле общества.
А с кого спросить, если во главе беспредельщиков стоят крупные чины МВД. Обидно за свое бессилие, когда видишь бесстыдство и хамство людей, грабанувших под руководством Ельцина, Гайдара, Чубайса, Лифшица и других народное достояние, созданное нашими родителями и нами. Присвоили себе даже природные ресурсы, нефть, лес, воду. Сейчас, наверное, задумывают и воздух забрать? И эти деятели проповедуют народу высокую мораль человеческого общества, демократические ценности. Теоретики типа Новодворской, Коха, Лимонова, Хакамады, Касьянова в открытую клевещут на Россию и русский народ, из частного делая общий вывод. В СМИ в открытую идет геноцид русского народа. Прокуратура ничего не знает, ничего не видит, ничего не слышит. Из школьных учебников изымают произведения русских классиков. История государства Российского фальсифицируется. Президент- гарант Конституции молчит!
Вернемся к нашим молодым. Ночь. Яркие звезды. Скрипучий снег. От ядреного мороза потрескивают бревенчатые стены изб. Вечером с песнями проводив молодых, «хохмачи», подогрев себя бражкой, стали придумывать дружеские «козни». Первым делом забрались на крышу и забили ветошью дымовую трубу – сумеет ли молодая женушка утром растопить печь? А если от дыма молодые будут метаться по избе, вот будет смеху-то. Входную дверь приперли увесистым колом – сумеет ли муж вывести из дымной избы женушку? Много было разных шуток, угомонились только под утро.
А утром – все к молодым. Но…! Семен и Нина со всеми «штучками» справились, избежав дружеских насмешек и подначек. Молодые всех пригласили к столу, где уже вкусно пахли смазанные свежим коровьим маслом горячие налевошные и творожные шаньги. Для баб выставлена сладенькая наливочка. Для мужиков – водка из магазина. Для лечения головной боли в углу стояли два жбана с капустным и огуречным рассолами. Все предусмотрели!
Подзаправились, попели песни. Вновь застонали крепкие половицы от разудалой дроби каблуков и каблучков. Затейники стали наряжаться. Больше выдумки – больше смеха! А уж лица разукрасили – родная мать не узнает! Но первым делом обрядили свекровь по обычаю в драную шубейку мехом наружу. Посадили в железное корыто, и всей толпой с песнями, частушками, прибаутками прокатили по улицам Сысерти на веселое удовольствие и добрую зависть высыпавших на улицы жителей. Наука древняя – будь матерью, а не мачехой! Потом – уха, потом – пельмени мясные, рыбные, из зайчатины, из ливера. И, конечно, с редькой, с капустой под холодную сметанку.
И так до понедельника, до 6-ти часового заводского гудка, поднимающего рабочий люд на работу. После праздника – будни. Но будни не серые, не со скукой или карточной игрой «в дурака» или «Акулину» с домашней брагой. А семейные заботы, домашние дела. Как получше обиходить свой дом, одеть своих детей. Во дворе и на улице перед избой подметено, в избе – чистота. Не дай Бог, если кто-нибудь из соседей случайно увидит не подметенную прихожую, разбросанные в спешке вещи, сбитые половики, не вычищенную посуду, тогда клейкое, липкое слово «неряха» на долгие годы покроет позором таких хозяев. Вернуть уважение будет очень трудно!
А на столе пироги – хороший знак. Значит, хозяйка добра и приветлива, хозяин – работящ и заботлив.
Не верьте тем, кто лукаво сокрушается расположенностью русского народа к пьянству. Врут эти писаки, политики, дельцы-хапуги. Когда у людей есть дело, не до хмельного! А что получилось у нас? Нагло отобрали право народа на природные ископаемые. В открытую вывозят лес-кругляк за границу. Хитро отобрали землю у крестьян под видом акционирования. Специально банкротят когда-то передовые предприятия под присмотром и защитой правоохранительных органов. Да наши люди и страна могли бы процветать только за счет ренты! И, чтобы морально окончательно добить русский народ, придумали тезис о генетическом пьянстве. Это еще пролетарский писака М.Горький, видимо, с большого «бодуна» начал эту акцию.
В 1940 году у Орловых родился сын. Назвали его Геннадием. Но Семен Васильевич хорошо относился ко мне. Помню, что иногда брал меня на охоту. Мы вместе искали тетерку или зайца с верной собакой по кличке Кукла. Я тоже признал в нем отца.
А потом?
|
| |
|
|
| Sveta | Дата: Понедельник, 23.04.2012, 15:41 | Сообщение # 6 |
|
!!!!!!!!!
Группа: Проверенные
Сообщений: 1049
Статус: Оффлайн
| Уважаемый, Анатолий Петрович, ваша книга дает уникальную возможность "переселиться" во времена наших прабабушек и прадедушек, и узнать как им жилось в начале 20 века, получить представление о жизни села Щелкун. Огромное вам спасибо за это.
|
| |
|
|
| otkrey | Дата: Четверг, 26.04.2012, 21:56 | Сообщение # 7 |
|
!!!!!!!
Группа: Администраторы
Сообщений: 447
Статус: Оффлайн
| Начало войны
А потом была война. О ней много написано, много рассказано. Время войны индивидуально для каждого человека. Для каждого она приносит свои беды, свои раны, свои слезы.
В промежутках – фронтовые треугольники с вымаранными военной цензурой словами и строчками; похоронки, когда с женщинами-адресатами сердобольные соседки подолгу отваживались, обрызгивая бледное помертвевшее лицо святой водичкой, или отпаивая холодной с ближайшего колодца. Ребятишки в эти дни испуганными «галчатами» затихали в своих укромных уголках, переживая горе потери в одиночку с редкой горючей слезой, враз и надолго потеряв способность улыбаться и смеяться. Иногда – на долгие годы. Исчезало беззаботное детство, приходила суровая молчаливость и затаенность.
Конец июня. Солнечные деньки. В лесу пошла первая земляника. На реке, в прудах вода, как «парное молоко». Удовольствие для купальщиков. Но стар и млад не выходят из домов. Все хмуры. Женщины с покрасневшими глазами не выходят на улицу. Часов в 11 в разных районах Сысерти, сначала одиночно, затем вступают все новые и новые звуки плача, переходящие постепенно в общую какофонию все обхватывающего людского горя. К высоким бабьим голосам тоненькими подголосками присоединяется детский испуганный плач, вырывающийся из нежных неокрепших еще организмов. Почти из ворот каждого дома выходит группа людей во главе с мужчиной, которого обхватывают со всех сторон милые руки жены, матери, сестры. Пацаны ищут местечко поближе к отцу, чтобы в последний раз прильнуть, прилипнуть, прижаться и запомнить, сохранить строгое надежное отцовское тепло.
Дворовые собаки забились куда-то по своим тайным углам и, тихо поскуливая, провожают своего хозяина тоскливыми слезящимися глазами.
В конце Кабацкой улицы, где мы тогда жили, ручейки сливаются в людскую реку. Полноводные потоки горя стекаются по Городской к Базарной, к военкомату, напротив будущей нашей школы-семилетки, где уже огромная толпа окружила несколько автомашин.
Люди из ближайших деревень кучкуются у своих подвод в ожидании выхода военкома. Разливается по кружкам брага, казенная водка. Над толпой отчаянные вскрики:
- Не ходил бы ты, Ванек, во со-олда-аты-ы-ы.!
Иногда перекрывает этот гам захлебывающиеся звуки гармошек, разудалые слова из отчаянных частушек народного фольклора, дробь каблуков об утоптанную горячую землю. Особенно выделялась дружная группа провожающих из Щелкуна. С ними приехали и дети на прощальные проводы своих отцов, братьев. Казалось, что у щелкунцев и гармошки громче, и голоса отчаяннее. Это – уральский характер! Только люди с русским характером беду и смерть встречают лихо, своей отчаянностью плюют горю в рожу. Русская лихость в труде, плясках и драке, в бою и в смерти! И смущенная нежность в любви. Ох! Кто из них вернется в родной Щелкун!?
На крыльцо выходил серый от недосыпания, задерганный угрозами по телефону начальством из Свердловска и затюканный сысертским райкомом военком. Охрипшим голосом выкрикивал по списку фамилии отправляемых с указанием номера грузовика.
С последней фамилией призываемого тишина взрывается отчаянными женскими воплями. Мужики споро рассаживаются по машинам, и хмуро глядят на своих родных. Немногочисленные военные с трудом разжимают руки женщин, мертвой хваткой вцепившиеся в борта машин. Долго еще бегут за колонной машин – полуторатонок женщины, и протягивают руки своим любимым, боясь оборвать последние ниточки уже только душевной связи. За ними спешат дети. Следом на подкашивающихся ногах, спотыкаясь и падая, семенят старухи-матери.
Машины ушли. Мужики уехали. Семьи остались. В наступившей тягостной тишине очумело продолжает дудеть марш «Прощание славянки» на своих помятых трубах заводской оркестрик. Вороны и галки, поднятые шумом, растерялись: то ли садиться на деревья, то ли куда улетать подальше.
И так каждый день. Каждый день всплеск эмоциональной энергии и … тишина. Видимо электромагнитные волны человеческого горя оглушают, отупляют, частично парализуют все живое: животные перестают вдруг мычать, блеять, лаять, мяукать; птицы теряют ориентировку в полете; курицы тыкаются не в курятник, а в собачью будку. Даже мухи, сонно забившиеся в темные углы, боятся своим жужжанием напомнить о себе. Пацаны, осторожно и нехотя, выходят на свои поляны с крашеными бабками и битами, утяжеленными свинцом. Но игра … не ладится
Орлов Анатолий
Продолжение следует.
|
| |
|
|
| Sveta | Дата: Пятница, 27.04.2012, 12:48 | Сообщение # 8 |
|
!!!!!!!!!
Группа: Проверенные
Сообщений: 1049
Статус: Оффлайн
| Quote (otkrey) Особенно выделялась дружная группа провожающих из Щелкуна. С ними приехали и дети на прощальные проводы своих отцов, братьев. Казалось, что у щелкунцев и гармошки громче, и голоса отчаяннее. Это – уральский характер! Только люди с русским характером беду и смерть встречают лихо, своей отчаянностью плюют горю в рожу. Русская лихость в труде, плясках и драке, в бою и в смерти! И смущенная нежность в любви. Ох! Кто из них вернется в родной Щелкун!?
Так ушел на войну мой дед, а потом из Сысертского военкомата пришел листок с фразой "пропал без вести".
|
| |
|
|
| Таня | Дата: Пятница, 27.04.2012, 13:31 | Сообщение # 9 |
 !!!
Группа: Проверенные
Сообщений: 60
Статус: Оффлайн
| На моего деда тоже приходил конверт "пропал без вести", а после войны уже пришло известие, что он ранен был и попал в плен, а после освобождения ещё какое-то время держали в Кривом Роге, проверяли.
|
| |
|
|
| otkrey | Дата: Понедельник, 30.04.2012, 08:13 | Сообщение # 10 |
|
!!!!!!!
Группа: Администраторы
Сообщений: 447
Статус: Оффлайн
| Уходили в поход … солдаты.
Мой дядя Павел Егорович Вольхин ушел добровольцем в первые дни войны. Мне запомнилось, как дядя Павлик в хорошем светлом выходном костюме ловко запрыгнул в кузов и сверху нам всем махал рукой, прощаясь навсегда. Хотя я и малец был, но пробрался к самому борту, и он успел меня подбросить пару раз в воздух. Таким и запомнился – молодым, красивым, уверенным! Бабушку поддерживали с двух сторон мама и тетя Паля.
Рядом находилась и невеста Павлика – Клава. Они вместе учились в школе агрономов. Вот женщина, достойная глубочайшего уважения. Всю войну ждала своего милого. Часто заходила к нам. Десятки раз вслух перечитывала бабушке фронтовые письма. Плакали над ними тоже вместе. И вместе они «заходились» в рыданиях от горя, когда пришла похоронка на старшего лейтенанта Вольхина Павла Егоровича (Георгиевича), геройски погибшего в боях на Воронежском фронте.
Летом 1946-го она навестила нас в последний раз. В сборе была вся семья:
- Дорогая Антонина Ивановна, я надеялась войти к вам в семью, стать вашей дочерью. Вас называть мамой. Не судьба!.. Павлика я ждала всю войну, и не верила похоронке. А сейчас, после окончания факультета восточных языков, меня направляют в другую страну. Надолго! Куда? Далеко. Вернусь ли? Не знаю. Простите меня и не обижайтесь. Вы, мама, вы, мои Паля и Нина, и ты, Толик. Прощайте! Не знаю, свидимся ли еще. Не поминайте лихом.
- Бог с тобою, Клавушка! Ты была и будешь для нас дорогой и жданной. Понимаем, годы идут, и ты выбрала свой путь не сама. Долг верности Павлику ты выполнила. Может, найдешь еще свое счастье. А Павлик… Ему будет спокойно на том свете, если ты обретешь свое счастье. Удачи тебе, милая Клавушка, и доброго пути!
Нам посчастливилось увидеть еще раз Павлика. В конце сентября 1942 года на экране кинотеатра «Авангард» показывали военную хронику, и там увидели дядю Павлика, получавшего оружие в числе нескольких добровольцев. Бабушка за всю неделю не пропустила ни одного сеанса.
Моя дочь Алена после многих усилий нашла место захоронения своего деда Вольхина Павла Егоровича (Георгиевича):
«2179. 16 мая 2010, Ищу место захоронения деда гв. ст. лейтенанта 38 гв. стр. дивизии Вольхина Павла Георгиевича 1921 г.р села Щелкун Сысертского района Свердловской обл, призванного Сысертским РВК в 1941и погибшего 13.12.1942г в Воронежской обл».
Помогли неутомимые поисковики-патриоты, один из них Первак ответил:
«Здравствуйте! Что нашёл вам высылаю. Этот список тех, кто был перезахоронен и в этом списке Вольхин П.Г..Адрес захоронения:Воронежская обл, Богучарский район,г.Богучар. По карте я нашёл Вер.Момон,Ниж.Момон.…»
Ушел 17-летним добровольцем и другой Павел, мой двоюродный дядя, Павел Николаевич Колясников, сын сестры бабушки Екатерины Ивановны. Прошел всю войну бортстрелком-радистом. Летал в дальней авиации на Пе-8. После войны еще три годы бороздил небо на бомбардировщике Ту-4. Это точная копия американской «Летающей крепости» Б-28. В редкие краткосрочные отпуска всегда заходил к нам в дом по улице Калинина 15. Угощал нас, детей, невиданными никогда американскими шоколадками. Видимо приберегал от своего бортпайка.
Он вернулся. Работал в Сысерти секретарем райкома комсомола, инструктором райкома партии, замполитом в училище на Воробьевской заимке. Встретил в Сысерти прекрасную женщину, замечательной души человека, тоже работающую в райкоме комсомола, Нину Александровну. Затем «плюнул» на всю бумажную райкомовскую возню. В Свердловске на Эльмаше переучился на машиниста электровоза. Достойно провел свой «паровоз» до самой пенсии. Правда, остановки «Коммунизм» не нашел.
Несмотря на разницу в возрасте, мы с ними были очень дружны. В свои отпуска мы с Валей всегда встречались с Колясниковыми. Кроме родственных чувств, нас еще связывала привязанность к красивому, мужественному делу – авиация.
Еще в конце 1940 года получил мобилизационное предписание мой другой дядя Палкин Петр Васильевич, работавший директором школы-семилетки (ныне школа №14) той, в которой и я прошел весь курс неполного среднего образования. Моя школа, с первого класса которой я готовился к будущей жизни.
От Петра Васильевича приходили редкие письма. Он писал, что ускоренно проходит переучивание в танковых войсках, пытался успокаивать своих родителей, что скоро вернется домой. Но…
Продолжение следует.
|
| |
|
|
| otkrey | Дата: Среда, 02.05.2012, 16:20 | Сообщение # 11 |
|
!!!!!!!
Группа: Администраторы
Сообщений: 447
Статус: Оффлайн
| Мой дед Василий Иванович Палкин, несмотря на свои 58 лет отказался от райкомовской брони и тоже ушел добровольцем на фронт. Уже на третью свою войну. И не политруком, или ездовым, а рядовым в матушке-пехоте. Не привыкать было крестьянскому сыну саперной лопаткой зарываться в землю, да и первая военная специальность пулеметчика пригодилась. Закончил войну в 45-м командиром роты. В Берлине 10-го мая ему в штабе вручили страшное извещение «Ваш сын гвардии майор Палкин Петр Васильевич геройски погиб под городом Надьканижа, своим полком преградив выход из окружения крупной немецкой группировки». Единственный сын! Его надежда! Любимый!
Вернувшись после демобилизации домой, продолжал работать по партийной линии на разных предприятиях. Вместе с супругой тетей Шурой очень горевал по своему сыну Петру. Здоровье сдало. Получил от государства персональную пенсию республиканского значения. Жил своим домом. Любил бывать у нас.
Матери иногда помогал что-нибудь отремонтировать, достроить или перестроить. Когда я прилетал в отпуск, дядя Вася любил обсуждать со мной события в Венгрии, Чехословакии, Польше, войну Израиля и Египта.
В 1962-м правительство Венгерской республики пригласило его посетить могилу полковника Палкина. Тетя Шура к тому времени от горя по сыну скончалась. Я был единственный, кто мог бы его сопровождать в поездке. Но у меня как раз заканчивались проверочные полеты на утверждении в должности командиром корабля Ил-18. Он поехал один.
При оформлении выездных документов возникли проблемы. Пришлось обратиться лично к Маршалу Малиновскому Р.Я., с которым в 1-ю мировую войну вместе служили пулеметчиками во Франции в Русском экспедиционном корпусе. Министр обороны вспомнил своего давнего товарища и помог ему. Маршал даже приказал обеспечить бесплатным воинским литером для поездки.
Венгры не забыли подвига гвардии майора П.В. Палкина, и установили на главной площади города большой памятник. Г.Шинкаренко, комиссар, заместитель командира по политчасти - начальник политотдела 188-й стрелковой дивизии, а затем 133-го стрелкового корпуса, в котором сражался гв. майор Палкин П.В пишет в своей книге «Несущие факел, о том, что непосредственно видел и пережил, - о тяжелых боях, о массовом героизме советских воинов при защите венгерского города Надьканижа и приводит слова: «Память о днях освобождения, об освободителях поистине священна. Заботливо ухожены могилы воинов, на каждой из них цветы. Памятник погибшим советским воинам, воздвигнутый сразу после войны, теперь несколько перестроен. Окаймленный красивым сквером, он стал еще более величественным. Неузнаваема и бывшая торговая площадь, где он расположен. Любовь и забота народа, цветы и зелень охраняют покой и славу воинов, отдавших жизнь за свободу советского и венгерского пародов, На бетоне памятника, как и 25 лет назад, имена знакомых мне людей, в том числе и гв. майор Палкин П. В. — 1918 г. — 4.4.1945 г. Уроженец Урала, Петр Васильевич Палкин командовал 2-м батальоном 32-й танковой бригады. Сражался с врагом исключительно храбро, как и подобает подлинному патриоту и интернационалисту. Смерть настигла его в жестоком бою на последних метрах венгерской земли при освобождении нефтяного района и еще 31 фамилия»..
В 56-м его пытались разрушить, но через полгода восстановили.
Уже в эти дни наша младшая дочь Алена решила разыскать и по возможности восстановить судьбу всех наших погибших родственников и нашла место захоронения Петра Васильевича в Надьканиже. В это лето собираются с мужем посетить могилу. Уже установили контакт с мэром этого венгерского города, который сообщил о переносе памятника с площади перед мэрией на воинское захоронение и послал несколько фотографий.
Василий Иванович все годы тяжело скорбил о гибели сына. Да и годы брали свое, и он медленно угас, оставив о себе добрую память у всех родственников и знакомых.
Военные гимнастерки, полевые сумки, ордена Василия Ивановича и Петра Васильевича нашли свое место в краеведческом музее города Сысерть.
Трудно сейчас перечислить всех наших родственников-фронтовиков. Побывали на фронте и брат отчима Николай Васильевич, и сестра Елена Васильевна. Тетя Лена до сих пор жива. Погиб на фронте и муж тети Пали Николай Тимофеев и многие другие.
Продолжение следует.
|
| |
|
|
| Sveta | Дата: Среда, 02.05.2012, 17:55 | Сообщение # 12 |
|
!!!!!!!!!
Группа: Проверенные
Сообщений: 1049
Статус: Оффлайн
| Хочется выразить искреннюю благодарность тем людям, которые прошли эту войну, тем, кто воевал и защищал, тем, кто отдал жизни. Низкий поклон вам и вечная память.
|
| |
|
|
| Таня | Дата: Среда, 02.05.2012, 20:40 | Сообщение # 13 |
|
!!!
Группа: Проверенные
Сообщений: 60
Статус: Оффлайн
| Sveta, Присоединяюсь, лучше не сказать
|
| |
|
|
| otkrey | Дата: Четверг, 03.05.2012, 09:12 | Сообщение # 14 |
|
!!!!!!!
Группа: Администраторы
Сообщений: 447
Статус: Оффлайн
| Летом 1940-го, когда отчима взяли на военные сборы, мы временно переехали в Рым, улица Урицкого. к его матери. Здесь жили его брат Николай и две сестры, Лена и Зоя. В доме многое напоминало о нем: искусно сработанные чучела глухарей, раскрытые веером хвосты косачей; на стенах красовались рога лося, косули, оскаленная морда волка. Семен Васильевич Орлов был умелым охотником.
А на чердаке хранился старинный, окованный металлическими лентами, сундук. Насколько я помню, он всегда сопровождал мать в переездах. Это был мой тайный клад сокровищ, где можно было найти какие-то поделки из дешевеньких камней, фигурки чугунного литья. Здесь же хранились старинные книги, акварельные рисунки моего дяди Павлика. Я любил их перебирать. Особенно меня привлекали толстенные журналы «Нива». А, когда я научился читать (я рано научился этому), первым моим букварем и энциклопедией были эти журналы. Какие же в них были иллюстрации картин Куинджи, Верещагина, Брюллова, Репина! До сих пор помню рассказы о змееловах, путешествиях наших моряков и первопроходцах, обычаях диких африканских племен.
Часто залезал в голубятню скучающих без хозяина птиц. Кормил и пускал полетать.
В огороде росла развесистая высокая черемуха, каждый год осыпанная черными ягодами, запаса которых с лихвой хватало печь пирожки всю зиму. Летом в густых ветвях гигантского дерева могла спрятаться детвора всей нашей улицы. Весной же белого цвета могло хватить всем парням Сысерти на букеты своим милым зазнобушкам.
Рым. Откуда такое название? П.П.Бажов объясняет, что на механическом заводе были ремонтные мастерские РМ. Вот по первоначальным буквам и район стал называться РыМ.
Но суть в другом. Мужское население работало, в основном, на заводе или добывало руду. Были старатели-золотоискатели и рудознатцы, уходившие каждое лето на горные речушки ловить свой фарт (счастье): золотишко помыть, камушки для ювелирных изделий или поделок. Люди в Рыму жили мастеровые. Как было издавна принято, держались своей общиной по роду занятий или улицей, но чужаков терпели. Бездельников, пьянь, лентяев презирали. Сами работали до седьмого пота. Зимой добывали зверя, птицу, летом рыбачили, да разминали» после 10-12-часового заводского дня свои кости и плечи на покосах по заготовке сена на зиму. Зато и праздники уважали. К ним готовились и жена, и дети: мужья и старшие сыновья – показать себя и на других полюбоваться! Забавами были игры: деревянный шар или «муху» шаровками погонять или закинуть подальше, в лапте посостязаться. Любили удаль показать в кулачных боях.
Ходили на кулачные бои улица на улицу. Правила строгие: раздеться до пояса, в руках никакого оружия. Упавшего не бить!
Случалось, ненароком, в пылу боя кого-то и покалечить, а то и … Мама иногда вспоминала о девере Степане, который не рассчитал своей силушки. «Взяли» его в 1936-м и … с концом. Мы, я и Валя, с дочерью неудачливого «бойца» учились в одном классе. Я не буду называть ее имя.
Гуляли весело со всеми соседями и родственниками.
Парни и молодожены старались перед девками или молодыми женушками своей сноровкой да силушкой похвастаться, особенно после жбана доброй бражки.
- Вот-вот – пьяному море по колено, - упрекнете.
- Ну не скажите. Не повторяйте глупости «пролетарского» писателя Максима Горького. В своем опусе «Мать» он показал не рабочих – профессионалов, мастеровых, пропивающих свою силу и умение, а рвань, которую охранники на заводах от проходных и заборов отгоняли, чтобы что-нибудь не пропало. Откуда бомж, бродяга мог знать быт и жизнь мастеровых? Вот с бурлаками его что-то роднило. С его первоначальным социальным статусом в приличный дом какого-нибудь мастера и не пустили бы. Уж много позже, навострив свое перо на описаниях быта и нравов социального дна, он стал известным.
Настоящий рабочий ценил свой труд, уважал других умельцев, берег свой авторитет и честь мастера. А одевался как? Костюм-тройка, рубашка белая, сапоги глаза слепят, лихо заломленная фуражка с лакированным козырьком. Шиком считалось носить на жилете серебряную цепочку для карманных часов. Жены и дочери на выданье хвастались недорогими, но красивыми платьями с оборками, с кружевными воротничками. Шейки их украшали золотые цепочки и колье, на пальчиках красовались перстеньки, сработанные отцами, мужьями из добытых в горах золота и камушков. У двух парней в руках заливаются «хромка» или тальянка. На улице обязательно жили 2-3 гармониста.
Умели работать без сна и отдыха неделями. Поэтому в доме достаток. Порядок и чистоту обеспечивали жена и дочери. Пацаны с измальства приобщались к труду. Во дворе мычит, блеет, хрюкает всякая живность. Семья обихожена, дети одеты-обуты и ходят в трехклассную приходскую школу. Жили в относительном достатке – хоромов не имели, но поесть и одеть все находилось. Церковь посещали, нищим подавали, соседям помогали. Конечно, так жили только мастера своего дела, рабочие-универсалы. По достатку судили о способности человека к труду.
А бабушка оставалась на Кабацкой улице. Что-то матери не понравилось в Рыму. Не сложились отношения со свекровью, или с деверем Николаем. Не знаю. Но тетя Лена к нам, детям, и матери относилась хорошо. Мать и бабушка решили, что переживать войну вместе будет легче. Бабушка продала свой дом на Кабацкой улице, да и деньги вдруг понадобились. Они с матерью купили дом по улице Калинина. Полдома. Одну половину дома сжег недавний пожар. Сгорела крыша, все домашние постройки. Вообще, мы переехали на какое-то пепелище. Значит, очень большая нужда была в деньгах. Как умели, немного подлатали. Поставили не ахти какой заборчик, благо, что ворота остались не тронутыми огнем. Обгоревшую половину отпилили. Помогал нам дядя Вася, еще не ушедший на фронт.
И вот началась здесь, в доме №15 по улице Калинина, неизвестная для других, но все обхватывающая для своих и, временами, неожиданная и беспощадная к своим персоналиям, история семьи. Семьи Орловых.
Отчима вскоре из Свердловска вернули по заводской брони, а наша семья обживалась уже на новом месте. Семен Васильевич включился с первого дня в ремонт избы.
Из этого дома отчима несколько раз увозили по повестке. Всей семьей его провожали до военкомата, вновь и вновь оплакивая горькие проводы. Но его через неделю возвращали обратно. Семен Васильевич на заводе считался классным специалистом по металлу, и его берегли для цеха.
Когда в августе 42-го родилась Людмила, ему не пришлось увидеть свою дочь. Он за две недели ушел на фронт. Навсегда.
Продолжение следует.
|
| |
|
|
| otkrey | Дата: Пятница, 04.05.2012, 13:20 | Сообщение # 15 |
|
!!!!!!!
Группа: Администраторы
Сообщений: 447
Статус: Оффлайн
| Формировался Уральский танковый корпус. На нашей улице постоянно рычали, выбрасывая синий дым, сердитые боевые «коробки» Т-34. Мы с пацанами любили лазить на них. Танкисты отдавали нм на забаву фигурные дощечки из зарядных ящиков. Угощали солдатской кашей с тушенкой. Танкисты-то, в основном, были сысертскими мужиками и парнями: дядя Коля, дядя Сано, Митьша, дядя Федя. Мне пришлось учиться вместе с детьми солдат Заспанова, Забалуева, Котова, Ушакова и других. Как только сформируется группа из 8-10 экипажей, танки, гремя траками, словно показывая характер сысертских экипажей, уходили. Говорили, что в Еланские лагеря на подготовку. Как-то отчим пришел раньше обеденного заводского гудка. Мама и бабушка все поняли, и тихо заплакали. Он прижал меня к своей замасленной телогрейке: « Ты …, Анатолий, … заботься о семье», и, молча, обняв бабушку, сжал в объятиях маму. Долго они стояли одним целым, пока с улицы, из танка, нетерпеливо не крикнули:
- Семен! Пора! - А как оторвать скованные горем руки жены, сердцем чувствующую разлучницу-смерть?
Отец залез на свое место через люк башни, и новая группа танков ушла в … вечность. Запомнился мне отчим своей последней широкой улыбкой, и озорно блеснувшей золотой фиксой на переднем зубе.
Мы молча жили памятью своих отцов. Не завидовали ребятам, чьи отцы оставались еще дома, только вопрос «Почему»? иногда стоял в глазах. Мы, не жалуясь, несли свое горе, и поддерживали, как могли своих молодых еще 25-35-летних матерей-вдов, разделяя поровну и тяжесть потерь, и не сладкую полуголодную жизнь, и ежедневный труд на выживание, и заботу о младших сестрах и братьях. Не нашелся еще поэт, который в полной мере воспел бы оду славы и уважения женщинам-матерям, пережившим войну, сохранивших здоровье своих детей, выпустившим их из домашнего гнезда подготовленными к жизни. Гимн самоотверженности, верности и большого горя.
Все в полной мере испытала и моя мама Нина Егоровна. В 29 лет остаться одной с 3-мя детьми на руках? Врагу не пожелаешь такого. Да, она вложила всю свою молодость и зрелые годы в нас. Дала образование. Подготовила морально к самостоятельной жизни, преподала наглядно этику поведения с родителями, иключающую хамство и черную неблагодарность. В душе надеялась, что старший сын, я, будет жить где-то поблизости, и будет и впредь своим примером, советом помогать в воспитании Геннадия и Людмилы, а не только денежными переводами.
Меня распределили в Архангельск. Я, кроме, редких писем, и еще более редких приездов в отпуск, ничего ей дать не смог. Это моя вина и укор мне на всю оставшуюся жизнь. Так откуда у матери будет мягкий характер, если ее не щадила жизнь, била наотмашь все годы? Ее ревность к своим детям простительна, ее жесткость понятна. Современные дети, я очень сомневаюсь, что смогут выдержать такое, и остаться людьми с мягким и добрым характером, а не индивидуалистами типа «Это мое!», «Я имею право!», «Я прав, а ты не знаешь современной жизни!».
У молодых матерей-вдов моих сверстников не было личной жизни. Им судьба приготовила тяжкий труд, верность своим мужьям, заботу о детях. Постоянные заботы о хлебе насущном и призрачном благополучии семьи выработали совершенно справедливую мораль поведения - каждый кусочек хлебушка детям, а себе – в последнюю очередь. Даже после войны, если случались какие-нибудь праздники, то лучшее всегда отдавалось нам. Другой закон выживания семьи – дети должны быть здоровыми. Любой чих, кашель, болячка, температура вызывала активную деятельность по выхаживанию. Тогда, кроме аспирина, альбуцида, кальцекса и ихтиоловой мази, других лекарств и не было. Успешно применялись средства народной медицины: отвары, настойки, примочки из трав, собственного изготовления мази и др. А главное – любовь матери. И третий принцип – дети должны быть опрятными и чистыми.
Матери никогда нас не били, редко повышали голос, только иногда укоризненно качали головой. Они привили моим сверстникам уважение к труду, умение ценить мнение других людей, достойно вести себя в обществе, бояться осуждения товарищей за проявление человеческих слабостей. Считалось смертным грехом хамство, вранье, воровство, навязывание своего мнения другим. Нам предметно показали, что гражданский брак – это блуд, что право – это обязанность и долг в первую очередь. А «изречения» типа «Я имею право курить, пить, отдыхать» вызывали не смываемое презрение. Я уже не говорю о таких «перлах» морального падения, как «запрещение наркотиков – это лишение свободы личности». Бред сивой кобылы. Правда в наше время не было и наркоты, попсы, распутства, пошлятины. Люди были более чистыми морально.
Мои сверстники выпустили в жизнь тоже подготовленных детей, обеспечив их первоначальной специальностью, образованием, крышей над головой. Но что-то очень важное не сумели привить. Не сумели, если у некоторых стал все чаще проявляться эгоизм, себялюбие, склонность к сладкому только для себя, неуважения мнения старших, деспотизм к своим детям, равнодушие к их здоровью, неумение и нежелание быть постоянно в процессе трудового движения. Это все соответствует их девизу «А я имею право!». Я не осуждаю всех. Большинство детей моих сверстников выросли напористыми. Уловив смысл и идею рыночных отношений, освоили несколько профессий, изучают продуктивно иностранные языки. Быстро вышли на стрежень жизненного течения. Вот это – люди! Они взяли самое хорошее у своих пра- и родителей, и подкрепили своими знаниями смелость и деловитость, не размениваться по мелочам, на сию минутные удовольствия. Очень инициативная молодежь!
Анатолий Петрович Орлов
|
| |
|
|
|
|
